«Видимо, все взрослеют», — говорит музыкант Рэй Пгикян. Ему 40, у него средней длины черные волосы, очки, вязаный свитер. Казалось бы, ничто не выдает в нем эпатажного панка с ирокезом, который отыграл в доброй половине ереванских панк-групп нулевых и десятых годов. Человек, сидящий напротив, напоминает скорее Джона Леннона, поющего о мире во всем мире, нежели андеграундного артиста, который когда-то носил в кармане нож, чтобы «пояснять за шмот» местным гопникам, а однажды и вовсе устроил потасовку с участием более чем 30 человек.

Когда-то Пгикян играл и пел в ереванских панк-группах LSD, «Достучаться до сук», Varakvatz, Flat. И если последние три не так уж и известны, то в составе LSD Пгикяну почти удалось добиться признания. Но до момента, как Пгикяну и LSD удалось отыграть концерт на центральном Северном проспекте Еревана в 2019 году, сменилось три поколения панк-исполнителей. Прорывая кордоны гопников, избивающих их на улице, сохраняя при этом страсть к музыке, когда в стране не было ни аппаратуры, ни порой даже электричества, армянские панки почти тридцать лет развивали свою субкультуру у себя в стране — чтобы в 2019-м все вдруг оборвалось. Последовали годы затишья во время ковидной пандемии, а Вторая Карабахская война и вовсе погрузила страну в пучины горя и утраты. Тут уж не до панк-музыки.

Однако быстрые и рваные рифы снова зазвучали в Армении спустя всего несколько лет, и на этот раз их уже исполняли российские релоканты, эмигрировавшие в Армению. Только это все равно уже другой звук и другой посыл.

Панк, который выжил

Когда панк-аккорды только-только начинали звучать в подпольных музыкальных магазинах Еревана, это была еще советская Армения. Страна восстанавливалась от разрушительного землетрясения 88-го года, которое унесло жизни более 25 тысяч человек, свои последние годы доживал комсомол, а музыкальных площадок, где будущие панки могли выступать, было не так уж и много.

По воспоминаниям Дмитрия Мкртчяна, в прошлом участника ереванской панк-группы ROH DAE WOO, а теперь радиоведущего на одной из самых популярных радиостанций Еревана «Ван», с панк-музыкой он познакомился, еще когда учился в старшей школе: «Было культовое место на Баграмяна (это одна из центральных улиц Еревана. — «Новая») — фотостудия, где фотограф по имени Араик еще и записывал кассеты. Точнее, это делал его друг, у которого был каталог, и можно было найти совершенно разные группы. Как-то они записали мне Sex Pistols. Мне было лет 16, я послушал — и заболел. А так как моим одноклассником был Лёва, который играл на барабанах, я ему и сказал: слушай, давай играть панк-рок, а?»

На дворе тем временем наступают 90-е: распадается СССР, независимая Армения находится в военном конфликте с Азербайджаном, экономика в застое, а жители еле сводят концы с концами.

«Люди думали, что все это временно. Они утешали себя мыслью, что все то, что они видят, — ненадолго, это скоро кончится, а жизнь продолжается, — вспоминает Арам Саакян, вокалист и гитарист группы N.A.T.O. (National Amorality of Three Orgasms), первой панк-группы Еревана и Армении. — Мы спокойно двигались по своим делам, несмотря на то что у нас были проблемы и с едой, и со всем остальным. В те времена стояла одна задача — выжить. Но мы, решая эту проблему, возвращались к своему творчеству». Саакяну в этом году будет 60, это серьезный седой мужчина в очках. А в 1990 году, когда они с друзьями одним днем решили собрать группу и выступить на фестивале, ему было чуть больше двадцати. Тогда он только-только приехал в Ереван и помогал местным музыкантам с организацией мероприятия, которое должно было пройти на заводе «Алмаз». На этом же заводе многие группы порой и репетировали, так как других подходящих мест могло не быть, а свет в городе в разные районы порой давали всего на час в день. Приходилось даже составлять «график света» в домах участников групп, чтобы понимать, в какой день у кого репетировать. На заводах же свет был всегда. Если удавалось задобрить директора или хотя бы вахтера, туда могли пустить и порепетировать, и даже фестиваль провести.

А вот найти хорошую аппаратуру для репетиций, не говоря уже про выступления, было практически невозможно: «Но это тоже мастерство — уметь играть на плохой аппаратуре, — лукаво улыбается Дмитрий Мкртчян. — Зато когда попадалась качественная…»

Это сейчас, уточняет Мкртчян, он лысый, а тогда-то у него были длинные волосы, и они с участниками группы выглядели, словно какие-нибудь The Clash. Местные жители музыкантов, конечно, категорически не принимали. В их глазах молодые панки были аморальными нарушителями всех правил приличия: ходят в косухах, а не в пиджаках; носят рваные джинсы или даже зеленые блестящие штаны, а не брюки; волосы длинные, как у девушки. Одно слово — дикость. Особенно панкам доставалось от местных гопников, которых называли «кентами» или «рабизами». Дворовая шпана, конечно, и сама порой интересовалась рок-музыкой, но стеснялась в этом признаться, задаваясь вопросом «а что скажут пацаны?». А пацаны постоянно требовали панков «пояснять за шмот» везде, где только встречали, регулярно врывались на фестивали, дебоширя и подкатывая к панкухам, которых это внимание ничуть не радовало, и устраивали потасовки. «Драки были в школах и на улицах, и до концерта, и после концерта. Это было опасно для жизни — ходить на концерты», — вспоминает Егор Глумов (Гор Григорян), некогда тоже участник ROH DAE WOO, а теперь успешный радиоведущий и отец четверых детей. Редкие концерты заканчивались без драк, и, когда так случалось, это было чем-то удивительным, соглашаются остальные музыканты.

В 90-е почти не было мест, где можно было бы провести концерт. Приходилось выбирать весьма неожиданные пространства: например, театр пантомимы или те же самые заводы. Так как у всех остро стоял вопрос выживания, возможности проводить сольные концерты не было ни у кого. Группы кооперировались по две-три и организовывали фестиваль — так и аренда зала с аппаратурой выходила дешевле, и публики получалось набрать побольше. По воспоминаниям первых армянских панков, чуть лучше стало в середине 90-х. В мае 1994 года Армения одержала победу в Первой Карабахской войне, постепенно восстанавливались некоторые энергоресурсы, в домах снова появлялся регулярный свет. Для музыкантов тоже стало все налаживаться: появились новые площадки, где панк-рок мог получить пространство для самовыражения.

Тогда же примерно в Ереване появился центр современного экспериментального искусства NPAK. Один из главных смыслов его существования — поддержка полной свободы для любого творчества. NPAK создала семейная пара, художники Сона и Эдвард Баласаняны, которые приехали в Армению в начале 90-х из США. Севада Петроссян, работавший в центре координатором музыкальных мероприятий, вспоминает, что NPAK еще даже не был отремонтирован до конца, но сырые, не зашпаклеванные стены и холодный бетонный пол надолго стали ассоциироваться с местом силы у всех рокеров и панков Еревана. Еще вчера N.A.T.O. выгоняли с завода «Алмаз» за испорченные бархатные гардины, а ROH DAE WOO лишались репетиционной базы в Политехе, когда директор увидел количество пустых бутылок — а теперь у людей, которым совсем недавно приходилось ютиться по заводским каморкам, появилось пространство, где их принимали такими, какими они были, без предрассудков и осуждения.

Да, наши ресурсы были ограничены, но мы обеспечивали музыкантов инструментами типа небольшой саунд-системы. Я даже давал музыкантам собственные инструменты, — вспоминает Петроссян. — Ребята приходили и говорили: мы группа, у нас есть песни, но у нас нет инструментов, чтобы играть, — это было очень необычно слышать. И я говорил, что не понимаю, как это возможно, но летс гоу: вот вам гитара, вот усилитель, а это драм-сет. Чувствуйте себя как дома».

В NPAK’e царило только три строгих запрета: на пропаганду порнографии, расизма и дискриминации. Постепенно в центр стало стекаться все больше артистов, музыкантов и художников, желавших экспериментировать. «В NPAK’e начинало много групп, которые впоследствии стали известными на армянской рок-сцене. Некоторые группы прекратили свое существование или распались, но у них был этот шанс — сыграть в NPAK’е», — говорит Севада и добавляет, что, в отличие от рока, в панк-музыке у него «не было личных музыкальных предпочтений». Идея пригласить панков пришла к Севаде после того, как он увидел выступление ROH DAE WOO в театре пантомимы. Спустя семь минут после начала выступления панков выгнали со сцены, «потому что мы были здорово бухие, играть еще могли, но вели себя отвратительно: испортили инвентарь и сломали декорации». Но этих семи минут Петроссяну хватило, чтобы проникнуться свежей и аутентичной энергией музыкантов. В то время панков особо никто не жаловал, и, видя это, Петроссян пригласил их выступать в NPAK на фестиваль, который сам же и организовал. К его удивлению, на участие в фестивале подало заявки более 20 групп, отыгравших в общем объеме 10 часов, а зрителей пришло около 700 человек. Это было немыслимо по масштабам Армении. На дворе был июнь 1998 года. Так, с легкой руки иранского армянина Петроссяна у панков и рокеров Армении появилось культовое место, где они могли свободно самовыражаться и не бояться быть побитыми.

Девочки в крови

С тех пор Севада стал организовывать фестиваль рок-музыки Rock’NPAK ежегодно. Это был фестиваль для начинающих групп, которые выступали со своим оригинальным материалом. Действовал фестиваль почти 15 лет, и на нем успело выступить огромное количество в том числе известных позже на всю страну групп. Аудитории, конечно, собиралось немного — в основном студенты, для которых Севада ставил ценник на билеты 500 драмов (примерно 150 рублей). Правда, даже эта сумма для них порой была неподъемной, и тогда Петроссян пропускал зрителей просто так. Обратной стороной этой щедрости становилось то, что группы почти ничего не зарабатывали, и им было сложно продолжать существование в таких условиях.

Так произошло и с панк-группой — резидентом NPAK, которая называлась Incest. Она состояла полностью из девушек, некоторые из которых открыто относили себя к квир-комьюнити — как, например, солистка Цомак. Позже она открыла свой клуб под названием DIY, который в 2012-м взорвали из ненависти и нетерпимости к ЛГБТК+ и панк-культуре люди, именующие себя фашистами. Выступления Insect и их тексты были остросоциальными, перформативными и содержали обсценную лексику (чего в армянских реалиях тех лет не могли себе позволить даже панки-парни).

«Представьте себе: конец 90-х — начало 2000-х, четыре девушки с дикими волосами и в сумасшедших платьях вышли на сцену и играют очень агрессивную музыку. В то время это многих отталкивало. Кто-то должен был им помочь, и я решил стать их менеджером. Но группы, играющие такую агрессивную музыку, даже на международной сцене редко становятся коммерчески успешными. И со временем группа прекратила играть», — тезисно описывает недолгую историю существования группы Петроссян. Но многим в Армении девушки запомнились как нечто уникальное и оригинальное. «Самобытный коллектив», как иногда говорят,

В диско-клубе Cascade, что в то время находился под ереванским Каскадом, музыкантки вышли к зрителям в пижамах и бигуди, изображая домохозяек, и вдруг на сцену ворвалась Цомак в длинной меховой шубе поверх бикини и высоких кожаных сапогах — и эту шубу просто скинула с себя на глазах у изумленной публики. Петроссяну самому пришлось подняться на сцену, чтобы отогнать пьяных парней, иначе девушки просто могли не выступить. Ну, разумеется, началась драка. «Это было безумие, — с любовью вспоминает эти времена Севада. — Надеюсь, другие люди тоже помнят это выступление, так как оно было стоящим».

А однажды панкухи напугали даже бывалого менеджера. Они выступали на проекте Art Square, организованном совместно Ереваном и Женевой. Проект соединял две центральные площади столиц через телемост. Вокруг сцены для обеспечения безопасности стоял полицейский кордон. Девушки вышли на сцену, начали играть и где-то к середине выступления вокалистка уже каталась по сцене, матеря на армянском Роберта Кочаряна — в тот момент действующего президента Армении, который установил режим олигархии и был, мягко говоря, недемократичен. Все были в шоке, включая полицейских. «Но они не могли арестовать девушек за пение, — улыбается Петроссян. — Однако лица полицейских были незабываемы».

Панк сделал свое дело, панк может уходить

Новое поколение панков начинало взрослеть, знакомиться с панк-музыкой и собирать группы в начале 2000-х. Среди них был и Рэй Пгикян: ему было чуть меньше двадцати, где-то в книжках он вычитал про панков, влюбился в девушку, начал ходить за ней в рок-клуб, оттуда вызнал про фестиваль Rock’NPAK, где ему довелось увидеть выступления панк-групп, в том числе Incest (которая в эти годы уже приближалась к окончанию своей музыкальной деятельности), и вдохновился до такой степени, что решил сам заняться музыкой.

Вскоре Рэя пригласили в его первый коллектив Flat, где он играл на гитаре. Группа просуществовала недолго, но в ее составе он познакомился со своим будущим другом и коллегой Арманом, который, правда, представлялся всем Гришей. Вместе они, по признанию Рэя, занимались «клоунадой», их отовсюду выгоняли, и им это очень нравилось. «Мы залезали на деревья, кричали: «Я Спайдермен» — и прыгали на прохожих. Вырывали гитары на улице у людей и убегали», — вспоминает Пгикян.

Рэй и Арман собрали панк-группу «Достучаться до сук» и начали творить разную дичь на квартирниках, откуда их тоже выгоняли: «Например, один начинал играть испанскую музыку и изображать тореадора, а второй — быка и атаковал зрителей». Потом Арман-Гриша уехал в США, а у Рэя «случилось LSD».

LSD была, пожалуй, одной из самых долгоиграющих панк-групп Еревана, которая просуществовала практически 15 лет. И все эти 15 лет Рэй был активным ее участником, а в поздние годы взял на себя и роли менеджера с продюсером. Группа образовалась в 2004-м и распалась незадолго до эпидемии ковида. Первое время LSD была недостаточно активна, но с появлением Пгикяна, у которого была квартира, где музыканты могли репетировать, дела медленно начали идти в гору.

Группе потребовалось почти 10 лет, чтобы добиться признания в рок-кругах. «Но признание — это не совсем то слово, — говорит Рэй. — Скорее, LSD просто выдержала удар». К тому моменту в Армении уже было больше мест, где можно было выступать, и общество уже не так остро реагировало на панков, а света и еды хватало. Но Рэю по-прежнему приходилось регулярно отчитываться «за шмот» и пробиваться сквозь стену неприятия и непонимания даже со стороны не то что гопников, но других рокеров, играющих более сложную музыку, которые считали панк баловством и недооценивали его.

В 2007-м Рэй пошел работать в банк и начал брать кредиты, чтобы группа могла ездить на гастроли. В 2008-м LSD съездили в Грузию, где их, к удивлению панков, приняли намного лучше, чем в родной Армении. В Грузии и концерты у них были регулярнее, чем на родине, и внимания им уделялось больше: их приглашали играть на одной сцене с мастодонтами грузинского альтернативного рока — например, с Ираклием Чарквиани. «Там я очень многому научился. После Грузии я выступал совсем по-другому», — уверен в своих ощущениях Рэй.

По возвращении обратно группа ненадолго распалась и снова собралась через 10 месяцев. Через нее прошло очень много разных музыкантов, в том числе и иностранных, стиль ее музыки постепенно менялся в сторону более экспериментального фьюжна. Ближе к середине 2010-х, когда LSD удалось добиться признания в местном рок-комьюнити, их стали регулярно приглашать выступать в рок-клуб, но, даже несмотря на то что им удалось прорваться сквозь неприятие и выдержать удар, в 2019 году группа прекратила существование по единогласному решению участников: «Оно просто закончилось, все было сыграно, все было сказано».

После этого новых панк-групп на территории Армении особо не появлялось. Севада Петроссян и Рэй Пгикян считают, это связано с тем, что панк- и рок-музыка в целом уже изжили и сами себя, и свой протестный потенциал. Егор Глумов из ROH DAE WOO к этой мысли добавляет: «Панк изначально — это музыка протеста, которая родилась в Англии. Здесь в принципе не было против кого протестовать. Ну были эти вот «кенты» — и что? Потом война началась, люди уже были заняты совсем другим, а петь про войну с Азербайджаном панкам — это было не очень. Почему в России, например, по крайней мере до какой-то поры, панк был популярен? Потому что всегда была история конфронтации с властью, с государством. Здесь такого не было. Не потому что государство тебя любило. Просто ему было наплевать всегда: кто там что поет, что говорит».

И только лишь Арам Саакян из группы N.A.T.O. отказался признавать окончание деятельности группы: «Я еще жив! Сейчас идет разговор о переиздании нашего безумного труда. Никто никуда не распался. Это радиоактивные элементы распадаются!»

В общем итоге, согласно исследованию Рэя Пгикяна, до приезда в Армению российских релокантов, которые привезли с собой свой собственный панк-рок, Армения насчитывала около 15 более-менее популярных панк-групп. Некоторые существовали годами, другие распадались, едва собравшись.

Новая волна

Но затем последовали годы забвения, омраченные ковидной пандемией 2020 года, а потом и проигранной 44-дневной войной с Азербайджаном. Весь следующий год страна проживала травму и анализировала произошедшее, тут было не до панка. В 2022 год Армения входила с упадническими настроениями, и уж точно ничто не предвещало наплыва огромного количества российских релокантов, эмигрирующих после начала российско-украинской ***. Резкий и большой приток приезжих потряс местных, выведя Армению из оцепенения, но и создал новые социально-экономические реалии: резко подорожали квартиры, начали появляться новые заведения и бизнесы, экономика страны выросла, но выросли и цены на продукты. Из России тем временем приезжали семьями, релоцировались целые организации, а не только те, кто бежал от преследования российского режима. Среди прочих приехали и российские панки.

Приехали и обнаружили, что тут некуда ходить, негде выступать и некого слушать. Среди молодежи популярны были другие стили рок-музыки, более коммерческие и менее политически заряженные — такие как металл и классический рок или вовсе электронная музыка и техно. Под техно теперь были заточены и основные ночные клубы Еревана: Poligraf, TheØffice, Fermata.

И тогда приезжие панки, которые не представляли своей жизни без музыки и своего комьюнити, начали создавать свои пространства и площадки. Первым местом стал панк-бар TUF, который закрывал сразу несколько потребностей для приезжих (причем не только панков), одновременно знакомя местных с новым для них форматом заведений. Бар открылся летом 2022 года и просуществовал около года. В нем была сцена для выступлений, кухня, кафе, открытая площадка, где часто проводились лекции, подвал, в котором проводились рейвы и выступали местные и российские андеграундные артисты, и даже звукозаписывающая студия. «Благодаря «ТУФу» многое сложилось, потому что группы там начали выступать и довольно часто играли», — говорит Анна Шварц, барабанщица и вокалистка в нескольких ереванских панк-группах и соосновательница панк-бара «Муха».

Но постепенно превратившись в коммерчески успешный проект, TUF отошел от панк-концепции. «Руководство заведения сказало, что ему не очень выгодно делать панк-концерты. Сейчас я его прекрасно в этом понимаю», — говорит Анна. Бар стал больше походить на стандартное кафе, а в 2023-м и вовсе закрылся. И панки снова оказались «бездомными». Нет, конечно, в Ереване были площадки и бары, где можно было собираться, выступать, но администрация таких заведений брала очень большие деньги за аренду аппаратуры, и с этими людьми почти всегда было тяжеловато договариваться.

В образовавшемся вакууме панкам-релокантам оказалось остро необходимо найти какое-то помещение, тут-то на сцену и вышла Анна Шварц. Вместе с коллегами осенью 2023 года она открыла панк-бар «Муха», который действует по сей день. Трудностей у бара хватает. «Мы в … [шоке], что все еще существуем, если честно, потому что проблем не оберешься с этими всеми армянскими правилами, — говорит музыкант и технический директор бара Витя Волк. — Тут отдельная ночная лицензия стоит миллион драмов — просто чтобы продавать пиво после полуночи». В Армении у Вити тоже сложились группы, которые состоят не только из приезжих музыкантов, но и из местных. Волк играет сразу в трех группах: Archaon, Xaytarak и «Машина». Без музыки он не может: «Если не будет возможности играть, мне отсекут руки или что-то такое, я придумаю способ. Буду ногами на барабанах играть. Основная движущая сила — заниматься музыкой, все остальное прилегающее».

«Я играю музыку всю свою жизнь, — говорит Анна, которая, как и Витя, музыкант с более чем 10-летним стажем. — И в Армении я стала играть ее больше. Может, потому, что здесь проще добираться из пункта А в пункт Б. Может, потому, что мы все пытаемся сублимировать какую-то кучу эмоций от переезда и войны. Но здесь в моей жизни появилось больше групп, больше музыки. Здесь очень клево».

Аня Еганян